Буду вынимать. Сына вырубится наверняка, но с этим ничего не поделать, вынимать надо.
Заднюю дверь с водительской стороны заклинило, с противоположной вообще смяло как бумагу. Медленно сдвигаю до упора вперед сиденье водителя. Теперь сложить спинку сиденья к рулю. Готово.
— Маленький, пошевели ножкой, умница, а другой можешь? — шевелятся.
Шевелятся!
Теперь мне точно известно, как это, когда гора падает с плеч, во мне три метра роста как–то сразу стало.
— Папа, а где мама? Я к маме хочу.
— Умерла, маленький. Умерла навсегда, — нельзя дать слабину, никак нельзя. Спазм зажимает грудь, слезы размывают кровь на щёках. Привалившись к «девятке», с трудом удерживаю равновесие на ватных ногах. Прижав к себе сына, вдыхаю запах его волос, и никак не могу надышаться.
— Спасибо тебе, Господи, — зажимаю в зубах золотой крестик. Жизнь продолжается. Больше того, она обретает смысл.
Пара машин тормозит на обочине. Какие–то люди спешат ко мне, трясут за плечо, лезут с вопросами.
Но это все неважно.
Важно, что комочек плоти у меня на руках живой и, похоже, относительно здоровый.
Вот уж не думал, что ржавая буханка с красными крестами, заставшая, по всему, ещё Леонида Ильича, на такое способна. Впрочем, когда НАДО, простой советский человек на простой советской технике, способен на чудеса. Этому водиле, по всему, было НАДО, хотя «Страны Советов» больше нет, страны нет, а люди есть. Буханка скорой помощи приехала всего на минуту позже вернувшегося к месту аварии деревенского байкера на «Иже».
— Спасибо тебе, неизвестный водила, — обелиска в мраморе и бронзе тебе точно не воздвигнут. Хотя о чем я, ты как никто в курсе о размерах людской благодарности. Такие, как ты, работают не за благодарность.
Тётка в белом халате нависла над ребёнком из «Опеля». Вторая тянет сына из рук. Отпускаю, сына уносят в скорую.
Что–то милиции нет, непорядок. Ну, нет, так нет, я не опечален этим фактом.
Киваю вернувшемуся к месту аварии байкеру.
О, да он сзади какую–то герлу посадил. Можно понять человека, не каждый день такое, надо успеть урвать ощущений.
— Как звать?
— Коля, а это Натаха, — байкер кивает на девчонку.
— Николай, в «Опеле» сумка женская должна быть. Там документы наверняка есть. Принеси, понадобятся скоро. Наташа, а тебе ни к чему туда заглядывать, — девочка нервно сглатывает и смотрит мне за спину.
Ну вот, блевать побежала. Блевать — это нормально в такой ситуации.
Зрители с понаставленных вокруг машин пытаются потушить джип, получается у них откровенно плохо. Близко подойти боятся, прыгают метрах в десяти от машины. Стояли бы, смотрели с дороги с тем же результатом.
Плотный парень кавказкой наружности, без видимого результата потратив свой огнетушитель, с растерянным видом бредёт в мою сторону. Пытаюсь изобразить жест — «иди сюда».
— Там в багажнике огнетушитель. И во второй легковушке погляди, — сын гор побледнел, но не отступился, вытащил огнетушитель из моей машины.
Ага, а к «Опелю» не хватает духа подойти.
Колян обратно идёт. В руках дамская сумка и пакет. Судя по разводам на искусственной коже куртки, обед Коля возле «Опеля» оставил. Но дело сделал, с характером хлопец.
— Николай, в багажнике «девятки» сумка спортивная лежит. Вытряхни из неё все и положи туда сумку и пакет. — Что в пакете?
— Шмотки детские. Я подумал, что пригодятся, — сейчас опять блеванет.
— Молодец, правильно подумал. Сложил? Молодец, давай сумку, — парня всё–таки выворачивает, это тоже нормально.
А вот и доблестные борцы с огнём. Оперативно приехали.
— Что–то я не понимаю, где милиция? — бардак в стране, но не до такой же степени.
Пожарные, для порядка отогнав зевак подальше, начинают раскатывать шланги.
Воняет жуткой смесью горелого мяса и автомобильной химии, странно мне этот запах доставляет некоторое удовольствие.
Из пожарной машины вылезают два мента, сейчас начнётся.
— Опять раздатка? — интересуется у милиционеров водила скорой.
Сержант кивает, сдвигает фуражку на затылок и начинает наводить порядок.
— Так, граждане, отошли на дорогу! Освободите проезд! Свидетели аварии есть?
Второй мент с дороги заглянул в «Опель». Пару раз обошёл джип, о чем–то долго общался с черным кирпичиком «Моторолы». Хотя, похоже, больше слушал, что ему из рации вещали.
Закончив общение с рацией, лейтенант направился ко мне.
— Вызывай все труповозки из города, к повороту на лесхоз,.. и что–то ещё, — мент на ходу орет в «Моторолу».
Подъезжает милицейский «уазик» и ещё одна скорая, кто–то ещё с мигалками показался. Сержант, суетится — наводит порядок на дороге.
Врач из второй скорой наклоняется надо мной одновременно с лейтенантом. Врач и милицонер смотрят друг на друга, потом на меня.
— Дети? — хрипло шепчу, на большее просто нет сил. — С детьми что? — сверлю взглядом врача.
— Мне нужно вас осмотреть. Детьми уже занимаются, — врач открывает сумку.
— Доктор, для меня дети лучшее лекарство в данный момент. Пять минут я проживу, не сомневайтесь. Мы вот пока с лейтенантом побеседуем, — врач сдвигает брови, но отходит к скорой.
Меня начинает потряхивать, отходняк после стресса начался, по всему.
— Хреново выгляжу? — летеха кивает. — Ко мне вопросы есть срочные? А то хреново мне как–то. Могу отрубиться.
— Нет, у областников пусть об этом голова болит, — лейтенант само безразличие. Через полчаса тут от звёзд не протолкнуться будет. Все службы на уши поставлены. Опрашивать тебя они будут, это дело не наш уровень, — лейтенанта такой поворот событий откровенно радует.