— Док, отец велел заехать Урсулу забрать. Когда за ней заехать? — забыв поздороваться, зачистил Руди.
— Недель через пять заезжай, — по всему, Док остался не удовлетворен экзекуцией младшего врачебного состава, и Руди оказался вполне подходящей кандидатурой для продолжения банкета.
— И что я отцу скажу? — парень как–то сразу потерял напористость.
— Привет предавай, пламенный. Все…, иди, давай. Дай уже спокойно посидеть пенсионеру.
— А у вас, молодой человек, какой интерес к старому еврею? Болезни какие? Или мучит что? — это уже в мой адрес.
— Совесть, доктор. Совесть. Даже не знаю, что и делать. Все средства перепробовал, не помогает, — говорю с Доком на великом и могучем.
— Молодой человек, не занимайтесь самолечением. С таким диагнозом доктора вам не помогут. Вам в храм прямая дорога, совесть это по их части.
— А где тут храм ближайший?
— А хрен его знает. Я, знаете ли, атеист.
— Ну что же, если в этом храме медицины бессильны мне помочь, придется как–то с этим жить дальше. Зефир у вас очень вкусный, и приятно было познакомиться…….
— Аркадий Соломонович, — представился доктор, — Но официоз чужд этим забытым богом землям, так что можно просто — Док. Возьми еще кусочек в дорогу, не стесняйся.
— Если без официоза, то Дэн. За предложение, конечно, спасибо, но много сладкого вредно. Мне даже страшно подумать, сколько тут стоят услуги стоматолога. Так что, Аркадий Соломонович, всего вам наилучшего и долгих лет. А мне пора Руди догонять, а то, как бы он с расстройства без меня не укатил.
Что ж, по всему первый шажок к знакомству сделан, будем просчитывать дальнейшие ходы.
А теперь к жрицам любви, пришло время грешить.
В окружающее северный КПП пятно света, жалобно рыча подтраивающим мотором, въехал слегка покоцанный пикап.
— Итс май лайф, — стереосистема пикапа хрипло надрывалась единственным уцелевшим динамиком.
— Итс май лайф, — подвывал стереосистеме русский. Подвывал исключительно, чтобы стереосистеме не было скучно мешать уснуть обитателям Порто–Франко.
Руди, развалившись на пассажирском сиденье, пялился на дорогу с идиотской улыбкой на все лицо. Лишение девственности не прошло бесследно для неокрепшей детской психики.
Часовой у ворот засунул бритую бошку в открытое окно пикапа, неодобрительно посмотрел на пристроившийся между коленок подростка «ТОЗ». С пониманием глянул на пузатую глиняную бутылку, к которой периодически присасывался водитель. Одобрительно хмыкнул при виде пребывающего в нирване Руди. И кивнул — проезжайте.
— Борн ин Африка — завывали новый шаманский мотив русский и магнитола.
То, что русский пел о рождённом в Африке, поклонник причесок от товарища Котовского, списал на загадочную русскую душу.
В борделе мне откровенно понравилось. Выбранная мною (главным образом за то, что знала три десятка слов на русском) полька дело свое знало крепко. За пару часов мне и спинку под душем потерли, и массаж расслабляющий сделали (хороший, кстати), и еще много всякого интересного, в основном в устной форме. Уплаченных пятнадцати экю оказанные услуги однозначно стоили.
К лишению девственности Руди в «Розовой чайке» подошли со всей серьезностью. Судя по его виду, с ним работали минимум две мастерицы–ударницы своего нелегкого ремесла. Да и сам парень семью Вольфов не опозорил и выложился, как в финале чемпионата мира.
Эх, сейчас бы кемарнуть минут шестьсот, да вот только что–то не нравится мне вид хозяина дома.
— Где Урсула? — что–то герр Вольф какой–то дёрганый.
— Док себе оставил, не может оторваться от ее прелестей. Сказал, что не простит себе и тебе, ага. Ик… Если, столь прелестное создание превратится в колченогое страшилище. Через месяц, говорит, заезжайте. А, да, и еще велел тебе привет передавать. Пламенный. Вот передаю.
— Шайзе, — и шикарный загиб покрепче (как лексикон обогатил, стервец), — вижу вечер у вас прошел успешно. Не дав мне вставить слово, Вольф продолжил: — Сейчас всем спать. Подъем через шесть часов и у вас будет очень длинный день. Дай ключи от пикапа.
Ну вот, напустил загадочности и, как наскипидаренный, умчался в город. Я уже начинаю жалеть, что починил этот пепелац.
Разворачиваю заторможенного Руди в сторону двери дома, — Пошли баиньки, гардемарин. Насчет длинного дня твой фатер явно не шутит.
— Смотри, вот ваша цель, — карандаш, зажатый в грязной от машинного масла пятерне Вольфа, оставил отметку на карте.
— Я бы доехал туда часов за шесть–семь. Нда…, — немец почесал заросший щетиной подбородок, — Вам нужно добраться туда до темноты. Руди! Не спи, тебя это тоже касается, — отлюбил старшенького суровый фатер. — По дороге особо не отвлекайтесь, если попадется обычная машина, обшманали быстренько и ходу дальше. Если упустим новенький «Унимог», все остальное даже затрат на топливо не покроет. Если все же попадется что–то ценное, оттащите в сторонку и накинете маскировочную сеть. Потом с вашими призами разбираться будем. Понятно?
— Угу, — мне то все понятно, а вот Руди норовит заснуть стоя.
— Дальше. Как прибудете на место, сразу готовьте «Унимог» к эвакуации, но до утра не прицепляйте его к «Ящерке»…, — немец на пару секунд задумался о чем–то своем. — Оптимальным вариантом будет закинуть передний мост на «Ящерку», но тут как повезет. Уве передал, что у «Унимога» от передних колес одни лохмотья. А что там на самом деле, увидите только на месте. Местные пейзане за сутки полмашины разберут и до границы с Техасом унесут. А уж задние колеса точно сопрут. Если закинуть передний мост на эвакуатор не удастся, ставьте запаски, в «Праге» лежат четыре штуки. Цепляйте «Унимог» на жесткую сцепку. Русский ты на «Праге». Рудольф, ты на «Унимоге». Если удастся зацепиться только на трос, то Рудольф едет в «Ящерке», а ты на «Унимоге».