Офигевшие от подобного неуважения, вьетнамцы бросили к Пномпеню танковые клинья, быстро переведя красных кхмеров на нелегальное положение. Не помогли даже вписавшиеся за Пол Пота китайцы, попавшие под раздачу вьетнамской армии ничуть ни хуже кхмеров.
Хотя красные кхмеры оказались упертыми ребятами, и партизанская война в Кампучии не утихает по сей день (речь о 1996–97 годах).
Кратко делюсь с Вольфом своими куцыми знаниями о данной проблеме.
— В целом все именно так. А как мыслишь, за счет чего финансируются ушедшие в партизаны?
— Если речь идет о «золотом треугольнике», то думаю — опиум.
— Не совсем так. Наркотики тоже имеют место быть, но основной доход партизаны получали с добычи изумрудов на подконтрольных территориях. Видимо, на родине им стало совсем кисло, и группе «менеджеров среднего звена» удалось договориться с Орденом о переезде на новое место жительства. Если верить местным сплетням, цена вопроса — ведро необработанных изумрудов.
— Хм, я так понимаю, с созидательным трудом у подобного контингента чуть хуже, чем никак. И по приезду они сразу принялись за наведение революционного порядка исключительно в свою пользу.
— Правильно понимаешь. Постреляли маленько, пограбили, потопили десяток джонок, сожгли две деревеньки и пол–Шанхая. Теперь в горах засели и гадят оттуда понемногу. Вот с ними у гуркхов основные проблемы. Индивидуально кхмеры скверно подготовлены, но их намного больше, у них единоначалие и очень сурово с дисциплиной.
— Весело тут.
— Азиаты, что с них взять.
— Что–то долго наша охрана с гуркхами договаривается.
— Разведданными обмениваются. Тихий и его тройка им мало интересны, а вот Дензел и Грета могут немало интересного рассказать.
— Вольф, а чего боец у шлагбаума твой броневик так глазами ест. Ты гуркхам «Ящерку» продаешь? Если, конечно, это не коммерческая тайна.
— Им. Последнее время их патрули несут большие потери. Джип слабая защита против автоматчика в кустах.
Мое любопытство обламывает сухонький мужичонка неопределенного возраста с красным крестом на рукаве и груди.
— Вольф, это кто?
— Врач санитарной службы. Осматривать нас будет, чтобы заразу в анклав не занесли.
Хм, серьезный подход. Пограничная служба, санитарная служба — все признаки государственности налицо.
С немцем санитарный врач лишь поздоровался и справился о самочувствии. Здоров, как рогач, вот и чудно. Тогда займёмся вами, молодой человек.
На немецком врач говорил с очень смешным акцентом, явно подбирая слова и про себя выстраивая фразы.
Осмотр занял минуты три, не больше.
— Откройте рота, позалуйста. Закатайте рукав, шалобы есть? — санврач проверил цвет глазного яблока. Посветил фонариком мне в пасть. Пощупал пульс.
— Жалоб нет.
— Нагнитеся, позалуйста. Ниже, позалуйста.
— Может еще и ягодицы раздвинуть?
— Зачема ягодитса? Ягодитса не надо, — врач что–то поискал в моей причёске.
— Вдруг у меня там геморрой или с геморроем можно?
Шутки доктор не понял, — О, геморрой! Будите в Бейджан, посетите аптеку госпози Лю–Юу. У нее есть отличный смазка… эээ, мазь от геморрой.
— Обязательно зайду. С моим здоровьем все?
— Да, все хоросо, — вынес диагноз доктор и бодро засеменил к присевшему в тени бронемашины пулемётчику.
— Хм, Вольф, и как санитарные кордоны помогают?
— Не знаю, помогают кордоны или не очень. Но эпидемий у китайцев пока не было.
Наш разговор прерывает гуркх–офицер, в самый неподходящий момент решивший побеседовать с Вольфом. О чем был тет–а–тет, для меня осталось загадкой. Но под конец разговора немец начал задумчиво потирать подбородок. Насколько я его изучил, немец прикидывает, стоят ли риски предложенной выгоды.
— По машинам! Время жмет.
Я впал в задумчивость и не заметил, как доктор закончил возиться с пулеметчиком.
А по машинам, это правильно, время действительно поджимало.
Проводив взглядом колонну из трех машин, старший заставы подозвал зевающего бойца.
Через четверть часа снайперская пара ушла в сторону предполагаемого маршрута «чужих» разведчиков.
Предгорья Северного Кхам все так же пустынны. Дважды машины проходят мимо крохотных поселков. Сложенные из дикого камня сакли, безучастные ко всему, одетые в тряпье люди, скот в тесных загонах и облака пыли, выбиваемые из дороги колесами наших машин.
По мере спуска в долину пустоши, предгорий сменяет узкая полоса хвойных зарослей, чуть ниже преходящая в субтропический лес. Нижний ярус леса не очень густой с приличной видимостью в сторону от дороги. Верхний ярус — сплошная крона высоких, покрытых морщинистой корой деревьев.
Колея пересекает многочисленные ручейки и речушки, мелкие — по колено, но с топкими берегами. Дорога отчаянно петляет от брода к броду. В совсем уж глубоких местах под колесами машин хрустят настилы небольших мостов.
В долине реки уже есть за что зацепится взглядом. Начинают встречаться небольшие посёлки.
Видно, что народы в них живут разные, но сами деревушки похожи, как близнецы. Окруженная пятнами полей–чеков, к воде жмется ломаная линия свайных домов с широкими камышовыми крышами. Напротив домов на берег вытащены длинные, остроносые лодки. Вдоль береговой линии, на шестах развешаны сети.
Судя по тому, что за все время движения по долине навстречу попались только велосипедисты и одно транспортное средство класса «самобеглая коляска», лодки тут основа транспорта.
Автотранспорт в деревнях вполне присутствует, вот только в большинстве своем в полуразобранном виде врастает в местный чернозем.