За горизонт. [СИ] - Страница 114

114

Народ весь при деле, копошится на полях, рубит лес, чинит сети и смолит лодки. Попадаются охотничьи партии, множество лесорубов, собирателей с огромными корзинами за плечами.

— Что собирают, интересно?

У стоящей на развилке бронзовой статуи Будды, презрительно смотрящего на дорогу, сидит троица бритых, одетых в желтое монахов.

Не знал бы, где нахожусь, решил, что путешествую по индокитайской глубинке.

Промышленность гордо представлена дымящейся кучей земли, небольшой лесопилкой, гончарной мастерской и кузней.

Дымящаяся куча оказалась местным кирпичным заводом. Если бы не выемка готового кирпича из соседнего земляного холма, и ровные ряды уложенного на предварительную просушку кирпича–сырца, ни за что не угадал бы, что это такое. Технологии третьего тысячелетия до рождества христова шагают по новому миру.

Лесопилка поразила еще больше.

Три станка с приводом от паровой машины. Все, как в выцветших фото начала века. Ржавый клепаный котел, гигантское колесо маховика, здоровенный шатун, ременный привод к станкам и небольшому — киловатт на пять, электрогенератору.

Хотя, если подумать, какие еще варианты тут возможны? Бензина нет, электричества нет — какие столбы линии электропередач? Откуда? Здравствуй, век дров и пара.

Так что в ближайшее время ожидать восточноазиатского экономического чуда не приходится — нет предпосылок.

Пока нет.

Бейджин встречает живой очередью, вытянувшейся перед блокпостом, вынесенным за пределы городской черты. Если бы не блокпост, нипочем бы не догадался, что мы въезжаем в местную столицу. Поселок, как поселок, разве что чуть больше остальных.

На блокпосту все стандартно, бруствер из мешков с землей и крепкий шлагбаум поперек дороги.

«Стражи дороги» — просто восточный филиал махновцев на выезде.

Вроде как форма и оружие у них есть.

Но форма, как и стволы у всех разные и порядком подзапущенные.

Давя децибелами из пневматического ревуна, идущая головной бронемашина протискивается мимо вереницы повозок, тачек, велосипедов, рикш, во, даже скутер попался — берут бензин где–то.

Белым людям невместно ожидать в одной очереди с дикарями. Особенно если белые люди приехали на единственном на всю округу бронеавтомобиле. Бремя белого человека обязывает, знаете ли.

Аборигены такой постановке вопроса возмущаются, но без огонька, так для порядка. А вот стражи на КПП мало того, что не спешат поднять шлагбаум, так еще и имеют наглость лезть с вопросами к белым людям.

— Бах! Бах! Бах! Бах!

Длинная очередь из FALки проверяет земляной бруствер на прочность. Тихий стреляет не поверх голов, а именно в бруствер.

— Бах! Бах!

Добавляет короткоствол пулеметчика.

Этот вообще метит под ноги разбегающимся, как тараканы, постовым.

— ХРЯСЬ!

Бронемашина сметает шлагбаум.

Но дальше не едет.

Соскочивший с брони пулеметчик отлавливает старшего постовых и, тыча в лицо бляхой орденского патрульного, проводит воспитательную работу. Щекастый, круглолицый азиат с глазами навыкат затравленно улыбается, мотая башкой в такт рывкам разбушевавшегося пулеметчика.

Политинформация проводится на английском, но лексикон у пулеметчика крайне скуден. Все вертится вокруг еллоу, манки, фак и прочих не требующих перевода оборотах речи.

Чисто по–человечески я понимаю парня. У него стресс, после того, как им термиты подзакусили. Ему–то что, он может Орденом прикрыться.

Но мне–то еще обратно тут ехать.

Причем уже без брони.

Наконец, Тихий счел политинформацию законченной и отозвал вошедшего во вкус бойца.

Прохрустев задними колесами по остаткам шлагбаума, броневик двинулся дальше.

Н–дэ, нахулиганили мы тут. Служивых обидели. Причем не просто обидели, а на глазах у многочисленных зрителей. Сейчас мы уедем, а служивые отыграются на очереди у КПП. И очередь это прекрасно понимает, отчего провожает нас взглядами, даже более злыми, чем у охранников.

На развилке, перед трущобами городских окраин, Вольф и группа Тихого пересаживаются в «Татру». Им сейчас прямиком к расположенному где–то на отшибе местному офису Ордена.

А я на бронивичке пристраиваюсь за «Попрыгунчиком». Багги — мой лоцман в заезде до места ночлега.

— Грета, радость моя, а нас тут не прирежут спящими? — мне откровенно не по себе от вида местных трущоб.

— Да, мне самой тут неуютно. Там в горах или саванне все просто и понятно. Не можешь победить, просто убеги. А тут? Тут наш опыт жизни в саванне ничто. Даже не ноль — отрицательная величина, — девушке явно не хочется в город и она этого не скрывает.

Но, есть такое слово — надо.

— Есть неподалеку одно надежно место. Пристраивайся за нами и будь готов давить все живое.

— Как скажешь, — запрыгиваю на подножку броневика.

— Русский, ревун не жалей. А то и правда давить придется. Тут обдолбанных через одного, могут и не заметить, — багги с буксом срывается с места. Нервничают ребятишки.

С первоначальными выводами о размерах города я сильно ошибся. Оставив за спиной квартал лачужек, машины выскакивают на вершину холма, с которого можно охватить взглядом весь город в целом.

Тысяч пятнадцать–двадцать населения можно давать смело. В России некоторые райцентры меньше.

Бейджин покоится на трех китах, это порт, рынок и храм. Все остальное лишь обертка для этой конфетки.

Порт — лес мачт, косые паруса джонок, закопчённые трубы двух небольших пароходиков и стремительные обводы вполне современных катеров и яхт. Лабиринт свайных причалов и построенных прямо на них домишек с развешанными между домами сетями. Чуть дальше блестят цинком вполне современные арочные модули складов, контейнеры, штабеля бревен и досок. Затем опять деревянные лачужки.

114